Общественный деятель
Принадлежал к столичной знати; был императорским секретарём, патрикий, антифат, судьёй в феме Пафлагония.
В стихотворениях давал интересные зарисовки современного ему быта, едкой сатирой обличал произвол чиновничества. Первый византийский писатель, стремившийся к индивидуализму образов, непосредственный предшественник Михаила Пселла.
Эпиграмист
Ту поэтическую форму к которой он в основном обращался принято называть эпиграммой, хотя некоторые произведения Христофора Митиленского, содержащие 125 или 231 строку, назвать эпиграммой можно лишь условно. Дело не только в объёме, но и в специфической литературной форме, не поддающейся определению с помощью античных критериев. Объём этих произведений Христофора — своеобразных поэм-картинок — возникает не в результате утраты чувства жанра или чувства меры, а как естественное воплощение определённой поэтической и эстетической идеи.
На смерть императора Романа Аргира
Это не просто эпиграмма, это своеобразная поэма, рассказывающая о смерти царя. Вначале торжественно-патетический гексаметр стиха звучит как плач по усопшему императору, напоминая оплакивание героев героического эпоса. Но в дальнейшем оказывается, что это всего лишь литературный приём, призванный показать контраст между показными и истинными чувствами людей. Михаил Пселл так описывал эти события: «Сначала они одурманили его снадобьями, а потом стали подмешивать ему в пищу черемицу. Вследствие этого Романа постигла тяжёлая и необычная болезнь: все его тело подверглось гниению и порче. Лицо его распухло и приобрело землистый цвет, а дыхание стало тяжёлым и прерывистым. Однако он все не умирал, а те, кто обрёк его на смерть, уже не имели терпения ждать. 11 апреля 1034 года Роман отправился в одну из бань, расположенную неподалёку от царских покоев. Войдя в купальню, он вступил в вырытый посередине бассейн. Сначала он с удовольствием окунулся и легко поплыл. Затем в воду зашли некоторые из сопровождающих его. Едва Роман по своей привычке опустил голову под воду, они сдавили ему шею и довольно долго удерживали в таком положении под водой, а потом отпустили и ушли. Когда императора вытащили и перенесли на ложе, он уже не мог говорить, а ночью расстался с жизнью.»
Христофор Митиленский в отличие от Михаила Пселла ни кого не обвиняет в кончине императора напрямую, его больше возмущает лицемерие придворных, которым эта смерть была выгодна. Жизнь кажется ему пустой и пёстрой, плохо подстроенным и легко разоблачаемым обманом.
