Да хоть Тургенева спросите!

В XIX веке писатели и поэты предпочитали читать собственные произведения лично, на литературных вечерах. Считалось, что лишь автор знает, где удлинить паузу, где добавить патетики и даже усилить впечатление мимикой или жестикуляцией. Литературные вечера давали возможность выдвинуться молодым, никому не известным писателям, и считалось большой удачей присутствие на чтении кого-либо из китов литературы. Ну а зайти на чтение к равным по перу было хорошим тоном.

Однажды Ивана Сергеевича Тургенева пригласили в известный петербургский салон на чтение нового романа Алексея Феофилактовича Писемского. Устроившись в уголочке, Тургенев сначала пытался слушать, затем немного подремал, а через некоторое время начал шептаться с сидящим рядом Панаевым.

– Черт бы его подрал… – страдал Иван Сергеевич. – Ведь нудит и нудит!

– Ну что ж поделаешь, – ответил ему Панаев. – Придется немного потерпеть…

– Да где ж немного-то! – удивился Тургенев. – Каждый раз, когда он выскакивает из комнаты, все облегченно вздыхают, думая, что он закончил… А он возвращается, оправляет туалет прямо при дамах и продолжает нудить… Уж сколько глав прочел, сил нет! Слушайте, Иван Иванович, у него что – расстройство желудка?

– Вот уж не знаю! – усмехнулся Панаев. – Но вы, Иван Сергеевич, очень наблюдательны! Скорее всего, так и есть!

– Да какая к чертям наблюдательность, если он каждые десять минут выбегает! Никогда больше не пойду на чтение Писемского!

Однако всему приходит конец – закончил и Писемский читать свой роман. Тургенев попытался как можно быстрее покинуть салон, но Писемский догнал его и принялся расспрашивать.

– И как вам, Иван Сергеевич, мой новый роман?

Тургенев буркнул в ответ нечто похвальное, но Писемский на этом не успокоился.

– Мне вот показалось, что в конце чтения дамы очень расчувствовались! – оживленно сказал он. – И даже веерами стали чаще махать!

– Дамы – очень, очень прониклись! – подтвердил Тургенев, ускоряя шаг. – Никаких сомнений!

Ему все же удалось оторваться от Писемского, но этот короткий разговор имел далеко идущие последствия.

Буквально на следующий день Алексей Феофилактович ворвался в издательство, потрясая своей рукописью. Шмякнув пачку листов на стол редактора, он воскликнул:

– Больше вы от меня поблажек не дождетесь, так и запомните! Я не простофиля какой-нибудь вам и цену теперь себе знаю.

Редактор округлил глаза и задал резонный вопрос:

– А что такое случилось, Александр Феофилактович?

– Да ничего особенного, – победно улыбнулся Писемский. – Но теперь не вздумайте мне платить с листа меньше, чем Тургеневу. Не возьму! В сущности, Иван Сергеевич наш что пишет? Эпизодики разные, не более! А я в этом романе создал цельную жизнь! Фундаментальную! И скажу я вам, на чтениях мой роман вверг всех дам в исступление и восхищение. Никаких сомнений!

– Так я и не спорю! – согласился редактор. – Пишете фундаментально! Но с дамскими восторгами вы не перебираете часом?

– Я? Перебираю? – возмутился Писемский. – Вы что же, полагаете, я все это придумал? Да вы хоть у Тургенева спросите – он все видел своими глазами и вам подтвердит.