Только в страшном сне. Всеволод Эмильевич Мейерхольд

Выдающегося русского режиссера Всеволода Эмильевича Мейерхольда не напрасно называют мастером театрального гротеска. Он обладал весьма оригинальным чувством юмора и часто позволял себе шутить с весьма высокопоставленными людьми.

В 1925 году Мейерхольд летом отправился в Италию со своей женой, актрисой Зинаидой Райх. Как только чета Мейерхольдов прибыла в Рим, Всеволода Эмильевича пригласил к себе на прием его хороший знакомый, полномочный представитель СССР Платон Михайлович Керженцев. Надо отметить, что Керженцев весьма благосклонно относился к деятелям культуры и всегда поддерживал их. Естественно, что в Риме все приезжие из Советской России обязательно старались с ним встретиться. Так что на приемах у полпреда обычно собиралась довольно пестрая и вполне богемная компания, и разговоры шли все больше о высоких материях. И вот на сей раз беседа коснулась театра. Мейерхольд, как раз подумывавший ставить «Гамлета», разглагольствовал о тонкостях философского замысла шекспировской трагедии, о прорисовке характеров, о возможных режиссерских решениях – как отдельных сцен, так и всей трагедии в целом. Компания, собравшаяся вокруг, с большим вниманием и серьезными лицами слушала знаменитого мастера.

В какой-то момент мейерхольдовских рассуждений Керженцев спросил с улыбкой:

– Дорогой Всеволод Эмильевич! Поведайте нам тайну, если только это возможно, конечно… Как вы раскрываете и толкуете незабвенную фразу «Быть или не быть?» из монолога датского принца?

Мейерхольд, ни секунды не задумавшись, довольно небрежно бросил в ответ:

– Ах, вы об этом… Понимаете, товарищи, я решительно склонен к тому, чтобы полностью вычеркнуть из пьесы весь этот монолог Гамлета…

Повисла пауза.

Всеволод Эмильевич, вдосталь насладившись произведенным эффектом, решил продолжить свою мысль:

– Да-да, товарищи! Я бесповоротно решил! Вычеркнуть монолог целиком просто необходимо – по причине его полного излишества, помпезности и слабого внутреннего содержания. Это совершенное лишнее в трагедии место, никакого смысла и философии в нем я не нахожу.

Жена Керженцева, Мария Михайловна, настолько удивилась такому высказыванию режиссера, что не удержалась от изумленного возгласа:

– Да что вы такое говорите?!

А Мейерхольд уже вошел в раж и продолжил дурачить окружающих:

– Поверьте мне, товарищи! Монолог этот лишь по недоразумению целых триста лет считается гениальным. А на самом деле он только тормозит действие – как песок в ступице колеса телеги! К тому же, последние научные исследования утверждают, что сам по себе гамлетовский монолог является всего лишь переложением в белый стих недвусмысленного отрывка из одного философского трактата тех времен. Трактат называется «О меланхолическом» и очень был моден тогда. А что, товарищи, вы разве не согласны с этим мнением?

– Что вы, Всеволод Эмильевич! – воскликнул кто-то из компании. – Мы полностью разделяем ваш взгляд на эту проблему. С огромным удовольствием посмотрим постановку «Гамлета» в вашем видении, наверняка это будет шедевр!

Через некоторое время, оттащив Мейерхольда в сторонку, Мария Михайловна горячо зашептала:

– Всеволод Эмильевич! Вы что же, всерьез собираетесь порезать на лоскуты «Гамлета»?!

Мейерхольд улыбнулся ей и так же тихо ответил:

– Только в страшном сне!