Варвара Асенкова: биография
Через три дня Асенкова во второй раз появилась в тех же пьесах и с тем же успехом. После этого она поступила на сцену, но без контракта.
В феврале 1836 года она была, наконец, официально принята в труппу Александринки. Тот же журнал «Русская старина» (ст. «В. Н. Асенкова и ее роли»; том 29, 1880) замечает по этому поводу: «Театральная дирекция того времени, при всей своей бюрократической холодности, сознавая наконец — если не громадный талант Асенковой, то те сборы, которые могут доставлять спектакли с ее участием, — приняла Асенкову в штат актрис, с производством очень скромного жалованья (в феврале 1836)».
За Асенковой закрепилось амплуа травести и молоденьких героинь водевилей.
Тем не менее вскоре она с неменьшим успехом выходила и в драматических образах (Офелия), и, среди прочего, став первой исполнительницей роли Марьи Антоновны в «Ревизоре» 19 апреля 1836 года.
Плоды таланта: восхищение и зависть
Первое же появление её на Александринской сцене принесло начинающей актрисе неимоверный триумф, о чём было незамедлительно доложено государю, имевшему славу большого знатока и искусителя дам. Николай I, частый зритель театра, после спектакля зашёл за кулисы выказать почтение юной актрисе. По словам П. А. Каратыгина, «Государь Николай Павлович, по окончании спектакля, удостоил ее милостивым своим вниманием и сказал ей, что такой удачный дебют ручается за будущие ее успехи на сцене». Через несколько дней Варваре Асенковой были «всемилостивейше пожалованы» бриллиантовые серьги.
Государев интерес послужил отправной точкой для возникновения сплетен, которые окружали юную актрису до конца жизни. Трудно теперь с точностью сказать, что из них было правдой, а что ложной клеветой. Скорее всего, наветами было многое, а возможно — и всё. Вряд ли какие-либо отношения с Николаем I имели место, хотя слухов по этому поводу было немало: слишком скоро его внимание сменилось на холодность. Досконально известно, что спустя год после «всемилостивейшего подарка», когда Варвара Асенкова стала ведущей актрисой императорского театра, а критика и зрители заходились от восторга, её мать попросила прибавить дочери жалованье. Государев вердикт гласил: «…никакой прибавки сделано быть не может, ибо по собственному отзыву Государя Императора она никаких успехов не сделала».
Огромный талант всегда порождает не только огромное восхищение, но и огромную зависть.
Актриса, судя по всему, не только поражала талантом, она при этом была ещё и очень обаятельна и женственна. Успех её был феноменальный.
Актёр П. А. Каратыгин вспоминал: «Асенкова умела смешить публику до слез, никогда не впадая в карикатуру; зрители смеялись, подчиняясь обаянию высокого комизма и неподдельной веселости самой актрисы, казавшейся милым и шаловливым ребенком».
В. Г. Белинский писал: «…Она играет столь же восхитительно, сколько и усладительно… каждый ее жест, каждое слово возбуждает громкие и восторженные рукоплескания… Я был вполне восхищен и очарован».
Павел Воинович Нащокин, друг Пушкина, выкупил у горничной актрисы огарок свечи, при свете которой она учила свои роли, и оправил его в серебро. Говорили, что глядя на свечу, он вспоминал об Асенковой и мечтал о ней…
С одной стороны Варвару Николаевну одолевали восхищенные поклонники, с другой — отчаявшиеся завистники, среди которых особо старались конкурентки за роли, а более всего называют детскую подружку Надежду Самойлову.
Вполне возможно, что Варвара Николаевна и по юной наивности, и по воспитанию тех лет, когда девочек в пансионах держали в строгости и неведении, принимая за мораль наивность и незнание жизни, попросту не понимала творящегося вокруг неё и потому так тяжело и нервно реагировала: на сцену она пришла помочь материально в содержании семьи, не имея честолюбивых планов, а лишь постепенно захваченная сценой; она всю жизнь прожила в бедности и другой жизни не знала — даже не имея собственного выезда, возвращалась поздно ночью после спектаклей в казенной зелёной карете; все её время уходило на разучивание ролей, на ней держался почти весь репертуар Александринского театра. Незаконнорожденная, с детства отвергнутая обществом и признанная бездарной своими учителями, будучи хрупкой и легко ранимой (ранимой!), она уставала и теряла силы и здоровье и от работы, и от злонамерения по отношению к себе, не осознавая его истоков, что вместе с ролями к ней переходила и слава исполнительницы — скорее всего, при такой жизни ей было просто не до славы. «Простодушное дитя, она и предположить не могла, что ожидает ее в театральном закулисье. Черт знает что, шептались злопыхатели, красива, молода, талантлива! — и ни одной видимой связи. Не плетет интриг, не завидует, отвергает богатых и именитых соискателей руки и сердца. Так не бывает! Как им объяснить, что грех был ей гадок? Что разгулу „актерок“ с великосветскими щеголями она предпочитала тихие семейные праздники, изредка выезжая во французский театр и балет? Что, став кормилицей семьи, уставала до изнеможения, давая по два-три спектакля в день?»
Комментарии
Комментарии
