Иоганн Готлиб Фихте: биография
Внося «поправки» в систему Канта, Фихте продолжает считать свою систему критицизмом, несмотря на то неодобрение, с которым она была встречена Кантом. На истолкование Кантовой системы у Фихте повлияли и второстепенные кантианцы конца XVIII в.: Рейнгольд, Маймон и Бек, а также скептик Шульце (Aenesidemus), особенно в идеалистическом истолковании проблемы «вещи в себе».
Психологические мотивы
На образование Фихтевской метафизики, кроме предшествующих философских систем, влияли психологические мотивы. Нравственность он считал немыслимой без свободы воли — а на почве догматической философии (например, в границах спинозизма) идея свободы оказывалась неосуществимой. Только критический идеализм примирял антиномию свободы и необходимости.
Отсюда та радость, которую испытал Фихте, усвоив основания критической философии: она давала ему твёрдую опору в том нравственном возрождении, которого он жаждал для себя и для измельчавшего, погрязшего в эгоизме современного ему немецкого общества. В свободе — путь к обновлению человечества, к созданию «новой земли и новых небес»; нет нравственности без свободы, а свобода допустима лишь с идеалистической точки зрения — вот ход рассуждений, заставляющий Фихте защищать с такой страстностью идеализм.
Для Фихте Кантовский идеализм, оставляющий для вещи в себе хотя бы проблематическое попыткой, если бы понятие дьявола имело смысл". «Уже при одном имени свободы, — говорит он, — сердце моё раскрывается, расцветает, тогда как при слове: необходимость оно болезненно сжимается». Этот субъективный элемент философии Фихте был указан ещё при жизни Ф. Гегелем, отметившим «наклонность Фихте ужасаться, скорбеть и испытывать отвращение при мысли о вечных законах природы и их строгой необходимости».
Общественная потребность в создании социальной философии
Характер философии Фихте также определялся назревшей в Германии общественной потребностью в создании социальной философии.
Кант наметил путь, по которому предстояло двигаться философской мысли в области политики и права, но он мало сделал в этом направлении. Его «Метафизические начала учения о праве», вышедшие после философии права Фихте, — одно из наиболее слабых его произведений. А между тем потребность в твёрдых руководящих началах в области политики и права в эпоху, следовавшую за Великой французской революцией, была очень велика.
Кант провёл резкую разграничительную черту между законами познания и нормами нравственности:
- законы распространяются на то, что есть; они суть неизменные свойства познаваемого;
- нормы суть предписания, касающиеся того, что должно быть;
нормы нарушаются — законы обусловлены структурой познающего ума и потому ненарушимы.
Фихте обнаруживает стремление стушевать этот дуализм природной и моральной необходимости: в его глазах мышление и деятельность, познание и поведение так тесно слиты в активности нашего духа, что отступление от норм поведения должно повлечь за собою и невозможность закономерного познания.
Кант, противопоставляя логическую необходимость законов познания моральной необходимости категорического императива, ставит познание в подчинённое отношение к моральному закону, не отрицая, однако, возможности познания вне нравственности. Фихте идёт дальше и допускает самую возможность знания лишь под условием допущения нравственных норм: «Kein Wissen ohne Gewissen».
Исходное положение философии Фихте представляет, таким образом, как бы синтез Декартовского «Cogito» с «категорическим императивом» Канта; оно заключает в себе одновременно и указание за самоочевиднейшую истину, и основное веление совести. Подобно тому, как механик предпосылает своим исследованиям постулаты «допусти существование движения» (хотя бы идеального), так и Фихте начинает с веления: «Cogita!».
«Я» как некоторая непрестанная духовная деятельность, необходимость сразу и моральная, и логическая, необходимость и мыслить, и действовать, ибо и мышление есть уже деятельность — вот что служит для Фихте началом философии: «Im Anfang war die That». Непрестанная деятельность духа есть нечто самоочевиднейшее, ибо в процессе познания нельзя отвлечься от «я» и его деятельности. Все дальнейшее содержание познания есть дальнейшее необходимое проявление этой активности нашего «я». Познание не есть неподвижная схема законов и форм мысли, данная нашему уму извне статически: оно всегда есть живой процесс, который нужно рассматривать динамически. Теория познания есть в то же время и теория деятельности, ибо все законы и все содержание познания извлекаются активностью духа из его собственной сущности. Итак, я есмь; это положение заключает в себе не только указание на первоосновной факт сознания, но в нём заключается также и указание на некоторый основной закон мышления — закон тождества.
Комментарии
Комментарии
